Сыграть клоуна

Фото предоставлено Пресс-службой фестиваля SOLO
Фото предоставлено Пресс-службой фестиваля SOLO

Ежегодно в начале октября в Театральном центре СТД РФ “На Страстном” проходит международный фестиваль моноспектаклей SOLO. В его афише малознакомые имена традиционно сочетаются со звездными. В этот раз новые, прежде неизвестные у нас исполнители скорее разочаровали и даже возмутили (см. статью Влады Куприной “Власть тьмы” в блоге “Петербургского театрального журнала” о спектакле “Я – женщина” в постановке Дмитрия Акриша и исполнении Аны Дауд), зато такие завсегдатаи фестиваля, как Ян Фабр и Дени Лаван удивили и порадовали – невиданной маской, редким текстом, интересными ответами на обсуждениях.

Забавная рифма: и нынешний фестиваль, и SOLO-2018 завершились спектаклями про клоунов. Но если Антон Адасинский в своем прошлогоднем “Последнем клоуне на Земле” – классический клоун с гэгами и игрой с публикой, мим с гуттаперчевым телом, мечущийся между раем и адом, отдающий себя на растерзание всем стихиям, то герой Дени Лавана в “Улыбке у подножья лестницы” – это прежде всего человек, тяготящийся клоунской маской, артист, владеющий всеми тайнами своего ремесла, но мечтающий жить частной жизнью и все же не способный обходиться без сцены. Одноименный рассказ Генри Миллера (написан в 1948 году), разыгранный Лаваном, – притча о невозможности отказаться от своего призвания. От него не спрячешься в неприметном существовании, судьба не отпускает клоуна жить спокойной и счастливой жизнью. Рано или поздно она его настигнет и снова вытолкнет на арену – смешить толпу, выставляя напоказ человеческую глупость. Его удел – не искренняя и случайная улыбка близкого существа, а сотрясающий стены хохот, вызванный его искусством. И как бы он этим ни тяготился, клоун обречен жаждать признания публики и умирать от страха перед ее недовольством. Образ клоуна Огюста навеян картинами французского художника Жоржа Руо, восхищавшего Генри Миллера, фовиста, много рисовавшего циркачей. Клоуны Руо грустны, одиноки, усталы, он пишет их в тесном и темном пространстве закулисья, а если все же они изображены на арене, то из этих шапито как будто выкачан воздух.

Миллер всю жизнь обожал цирк, Дени Лаван инфицирован той же бациллой. Это актер той традиции французского театра, которая тянется от средневековых гистрионов и канатных плясунов с Нового моста и приводит к пантомиме, к появлению Этьена Декру и Марселя Марсо, кумира молодости Лавана, – традиции телесной, жестовой выразительности. Каскадер и акробат, маленький, стремительный и легкий, отталкивающе некрасивый, но необычайно интересный в кадре, Лаван в кино и на сцене предпочитал играть роли с минимумом слов. Его персонажи – маргиналы, бродяги, полумифические выходцы из других миров – часто страстно и немо влюблены и ради любви готовы на все; он мог бы стать идеальным Квазимодо. Режиссеры, и первый среди них Леос Карракс в фильмах “Любовники с Нового моста” и “Дурная кровь”, с удовольствием используют его психофизику зловещего, но обаятельного уродца-гимнаста.

Сыграть клоуна было давней мечтой Лавана. И, казалось бы, рассказ Генри Миллера – идеальный материал для этого артиста: в его основе заложен выразительный пластический образ, у Огюста много действия и мало реплик, вся мыслительная, душевная работа разворачивается у него в сознании и излагается автором. Весь вопрос здесь в том, как передать ее зрителю, – вечная проблема переноса прозы на сцену. И как раз тут автор инсценировки Иван Моран и режиссер Бенедикт Некай сделали банальный и неверный ход – отдали молчаливому персонажу авторский текст, наделили клоуна чужим и совершенно иноприродным ему голосом, многословным и патетичным. Язык, на котором автор говорит о персонаже, в этом рассказе никак не может быть прямой речью самого Огюста. Произнося текст от первого лица, актер уходит в описание своей драмы, упуская ее проживание.

И все же наблюдать за Дени Лаваном на сцене – чистое удовольствие. В его пластике, жестах – целая энциклопедия европейского театра: тут взмах кисти Батиста из “Детей райка”, там град палочных ударов из комедии дель арте, вот беззаботная улыбка сползает в растерянную, а потом в злую гримаску – мимическая игра из обязательного клоунского арсенала. Вот являются разнокалиберные шляпы, дудки и гармошки, проскальзывает что-то от “Лицедеев”, а вот под куполом цирка повисает луна, к ней тянется лестница, и в паяце, стоящем у ее подножия с набеленным лицом, узнается блаженный Пьеро французской пантомимы.

Своим спектаклем Дени Лаван подарил нам радость узнавания, безболезненной ориентации в культурных кодах. И это оказалось очень уместно после причудливых, сбивающих с толку “Ночных дневников” Яна Фабра.

Мария ЗЕРЧАНИНОВА

«Экран и сцена»
№ 20 за 2019 год.