“Альма-матер, альма-матер,

Прежних дней пиры!

Не забудем аромата

Выпускной поры.

Лег на плечи, лег на плечи

Наш нелегкий век.

Обними меня покрепче,

Верный человек!”

(Дмитрий Сухарев)

Вгиковская газета “Путь к экрану”. В один листок. Номер за май 1970-го. Газета о седьмом фестивале студенческих фильмов. Девиз его: “За коммунистическую идейность, за творческий поиск”. Время было такое. Но к творческому поиску стремились активнее.

В жюри – Станислав Ростоцкий, Жанна Болотова, Надежда Румянцева, Любовь Соколова, Вячеслав Тихонов, Эльдар Рязанов, оператор Владимир Монахов, режиссер-документалист Виктор Лисакович. Среди лауреатов – Сергей Соловьев за короткометражку “От нечего делать”, которая вошла в “мосфильмовский” альманах “Семейное счастье” по рассказам Чехова; студент мастерской Бориса Волчека, оператор Владимир Климов, за учебную работу “Последнее небо” (сейчас на счету Климова уже более пятидесяти фильмов, в том числе “Железный занавес” Саввы Кулиша, “Вор” Павла Чухрая); Елена Смелая за лучший документальный репортаж о детях “В деревню за музыкой” – она потом много работала на телевидении.

ВГИК – это целая жизнь.

ВГИК – это юность, счастье, друзья, любови и свадьбы; за свадьбами порой быстро-быстро следовали разводы, а вот дружбы сохранялись на всю жизнь.

ВГИК – это вгиковцы, которых раскидало по всему свету; их можно встретить даже во льдах Арктики, Антарктики, на горах и в пустыне.

ВГИК – это много-много кино, с утра и до позднего вечера.

ВГИК – это первая попытка сделать фильм своими руками.

ВГИК – это первый этюд, первая рецензия, первый сценарий, первое исследование, все в первый раз, по-взрослому.

ВГИК – это основы профессии – операторов, режиссеров, киноведов, сценаристов, художников, актеров…

ВГИК – это попытка найти себя.

ВГИК – это общее дело, для кого-то – на всю жизнь.

И, конечно же, ВГИК – это потрясающие педагоги, тоже на всю жизнь. Владимир Яковлевич Бахмутский читал лекции по истории античной литературы; Ольга Игоревна Ильинская – по теории литературы; Николай Николаевич Третьяков – по истории русского искусства; Паола Дмитриевна Волкова – по истории западного искусства. Эти и многие другие педагоги-классики, мастера курсов, делали студентам-несмысленышам прививки от невежества, незнания, неумения. Как написала вгиковка Люба Аркус, “настоящий педагог – совсем не тот человек, что дает тебе знания – только ты сам можешь обрести их собственным опытом. Это человек, который задает тебе систему координат и угол зрения. Угол зрения может меняться, и картина мира может меняться… Но если однажды они возникли и устоялись в твоей голове, мир уже не рассыплется на несоединимые осколки, а будет всякий раз переукладываться в некий порядок – порядок слов, порядок вещей, порядок смыслов”.

Нам повезло – они, эти настоящие педагоги, были рядом с нами.

Сергей Васильевич Комаров вел курс зарубежного кино и рассказывал своим студентам, в ту пору не выездным, о Каннском и Венецианском фестивалях, о встречах с Антониони, Феллини, о фильмах, которые тогда невозможно было увидеть. А чтобы увидеть, возил в Госфильмофонд, где работал его любимый ученик Володя Дмитриев, Владимир Юрьевич Дмитриев, ставший замом гендиректора ГФФ, создатель, вдохновитель, художественный руководитель фестиваля архивного кино “Белые Столбы”. И Сергею Васильевичу с его подопечными, можно сказать по блату, давали то, что давали не всем.

Ранней ранью вместе с Комаровым мы, начинающие киноведы, отправлялись на Павелецкий вокзал, больше часа ехали на электричке до Белых Столбов, шлепали по осенней грязюке до Госфильмофонда. И жадно смотрели подряд четыре фильма – четыре знаменитых фильма 60-х: “Бонни и Клайд”, “Персона”, “Доктор Стрейнджлав”, “Психо”. Там, за железной занавеской, они шли свободно; здесь мы казались себе первопроходцами. И, наполненные до краев мировым кинематографом, возвращались поздним вечером в Москву. В голове булькало, глаза слипались, в памяти всплывали перемешанные обрывки сюжетов, лица, отдельные картинки. Казалось, цельного не восстановить. Но когда теперь смотришь те старые фильмы, понимаешь, что помнишь их почти покадрово. В них ничего не поменялось, изменился твой собственный опыт, прибавилось знаний, изменился сам язык кино и наше восприятие его. Сиюминутное осталось сиюминутным. Великое – великим.

Елена УВАРОВА, вгиковка

На этих страницах – воспоминания Сергея Васильевича КОМАРОВА о ВГИКе, его первых годах, его истории, становлении, учителях, о том, как возникла знаменитая вгиковская фильмотека.

У КОЛЫБЕЛИ КИНОНАУКИ

По рождению я коренной москвич. В 1905 году крещен в церкви Рождества Христова в Кудрине. На этом месте, вместо разрушенного храма, был построен клуб политкаторжан, ставший потом Домом кино, а теперь театром киноактера. Следовательно, перст Божий указал мне путь в киноискусство.

Это, конечно, шутка. В жизни все было сложнее. Детство мое прошло еще при царском режиме. Отрочество – в пламени Февральской, Октябрьской революций и гражданской войны. Юность – уже при советском строе.

С семьей я порвал рано. Мама умерла в 1916-м. Отец, вернувшись из армии, женился на вдове с пятью дочерьми. Мачеха пасынка не взлюбила, а я – ее. Поэтому по призыву комсомола подался на борьбу с басмачами в Средней Азии. Служил в погранвойсках ОГПУ. Переболел тифом и тропической язвой, был комиссован и вернулся в Москву.

Жить мне было негде, да и специальности не имел. Страшно хотел учиться. Но где? В поисках учебного заведения натолкнулся на объявление о приеме в Государственный техникум кинематографии. Естественно, чары кино гипнотизировали многих. Еще в Бухаре я как любитель управлялся с проектором (передвижкой). Показывал солдатам фильмы. А что, если попробовать испытать свое счастье? Оно явно не баловало меня.

И вот я у здания ресторана “Яр”.

В 1926 году режиссер Л.В.Кулешов и его жена-актриса А.С.Хохлова, после двух лет отсутствия, набирали на режиссерский факультет свою мастерскую в ГТК.

Узнав об этом, я решил сходить в кино и посмотреть новый фильм Кулешова “По закону”. На следующий день подал заявление о приеме в ГТК. На завтра назначены отборочные туры. Когда я предстал перед Кулешовым, он спросил, почему я в военной форме. Я стал рассказывать ему о службе в Бухаре. Беседа затянулась. Он был явно заинтересован. Наконец, Лев Владимирович спросил: “Что вас толкнуло в кинематограф?”

Я, не скрывая, рассказал, как работал киномехаником, сколько просмотрел фильмов, выразил свое восхищение его фильмом “По закону”. Выслушав, Кулешов сказал Хохловой: “Дай ему задание”; Хохлова ответила: “Пусть выберет сам, он многое повидал в жизни”.

С хода придумываю какой-то приключенческий сюжет. Нахожу среди поступающих напарника. Репетируем и показываем Кулешову. Он снисходительно улыбается. Хохлова говорит сухо: “Решение завтра”. Вышел и думаю: все пропало. Ночевать пошел на Курский вокзал. Хотелось побыть одному. Утром чуть свет проснулся с мыслью: конечно, меня не примут.  После такого показа я бы и сам не принял.

В 9 утра – уже около дверей ГТК. Все ждут, когда вывесят списки. Наконец, дверь открыли. Прорываюсь к доске с объявлениями, читаю и глазам не верю – принят!

…Первые годы существования ГТК проходили в тяжелой обстановке. В аудиториях стояли простые скамейки и деревянные столы. Мебель бывшего ресторана всю растащили. Здание до техникума переходило из рук в руки. В павильоне, если его так можно было назвать, декорации сооружали сами студенты из фанеры и досок. Осветительной аппаратуры не хватало.

Хуже всего было со съемочной техникой. Профессиональная камера, французская “Дебри-Л”, была собственностью преподавателя операторского мастерства А.А.Левицкого. На занятиях он перед студентами разбирал ее до винтика. Заставлял зарисовывать каждую деталь, а потом собирал ее. Естественно, он очень дорожил своим “наглядным пособием” и давал им пользоваться крайне редко.

У некоторых студентов были свои маленькие съемочные аппараты – немецкий “Кинамо” или “СЕПТ”. Пленку добывали сами студенты. Бесплатной давали очень мало. Она покупалась заграницей.

Самая активная форма обучения была на актерском факультете. Немое, черно-белое кино должно было акцентировать внимание зрителей на выразительных жестах, мимике.

Теория кинонатурщика возникла не на пустом месте. Система Дельсарта и Волконского, основанная на выразительности жеста, была одной из ведущих дисциплин. “Актер должен уметь все” – эта заповедь строго выполнялась. Верховая езда для мужчин и женщин. Прыжки с парашютом. Управление мотоциклом. Все это позволяло молодым людям чувствовать себя уверенно в любом виде спорта и работать перед съемочной камерой без дублера.

Хуже обстояло дело с подготовкой кинорежиссеров. Собственно, в основу большинство педагогов брало опыт театра. Смелые поиски Кулешова,

Эйзенштейна, Мейерхольда быстро окрестили “формалистическими”. Партийные чиновники, курирующие политику в искусстве, чаще всего были недостаточно компетентны. А.В.Луначарский, пока он был наркомом просвещения, уделял большое внимание становлению новой художественной формы и был сторонником творческих “новаций”. Но он был почти одиночкой. Только опираясь на дружбу с Лениным, шел на рискованные мероприятия в области театра, литературы, музыки. Кино он тоже опекал и даже сам писал сценарии. В ряде фильмов снималась его супруга Н.Розенель.

Однако рождающаяся наука о кино требовала более углубленного подхода, чем это было в его книге “Кино на западе и у нас”. Эксперименты в области киноискусства, проводимые Кулешовым и Эйзенштейном, партруководство встречало в штыки. Нападки на этих экспериментаторов в прессе мешали им свободно применять свой опыт в педагогической практике.

Лекции Кулешова часто срывались. У него после погромных статей о фильме “По закону” были неприятности на студии. Лекции Эйзенштейна проводились тоже нерегулярно.

Но зато, когда приезжал Эйзенштейн, весь техникум “стоял на ушах”. Его лекции были откровением. Его эрудиция – поразительной, однако не все студенты понимали все, о чем он говорил. Где было парню из провинции или сыну простого труженика ухватить полет мысли мастера. Вспоминается один случай. В комитет комсомола поступило заявление от ряда студентов с жалобой на то, что Эйзенштейн говорит “очень умно” и его трудно понять. Это стало известно Сергею Михайловичу. На следующем занятии он поступил чисто по-эйзенштейновски – извинился перед студентами и обещал читать понятнее.

Кроме лекций этих двух мастеров, интересными были лекции Ф.П.Шипулинского, В.К.Туркина, И.А.Бохонова по истории кино, сценарному мастерству и композиции кинокадра.

Шипулинский по основной профессии – психолог. Кино было его хобби. Он хорошо знал английский и французский языки. Получал заграничные журналы и книги по кино.

На лекциях Феофана Платоновича я узнал многое из того, что мне пригодилось в будущем. Завоевал его расположение и стал как бы его ассистентом. Организовывал просмотры фильмов, которые тогда еще были в частных прокатных конторах.

Валентин Константинович Туркин по образованию – литературовед. Он работал на киностудиях. По его сценариям были поставлены фильмы еще до революции. Туркин говорил увлекательно. Он критически подходил к содержанию ряда советских картин. С мягким юмором оценивал прямолинейность киноагиток. Но, главное, использовал богатый материал из произведений литературной классики и театральной драматургии.

Иван Александрович Бохонов являлся творцом теории композиции и изобразительного решения фильма. Его занятия стали направляющим предметом для студентов-операторов. Так детально и доказательно разобрать построение картин крупнейших мировых живописцев, как это делал Бохонов, на моей памяти не делал никто. А светотональное решение!

/…/ Фильмов в прокате было много. Еще существовали остатки частных фирм. Но доматывали фильмы до последнего и продавали изношенные на вес – на гребешки. (Тогда в моде были высокие “испанские” гребни.) Конечно, сырье – целлулоид. Частники покупали изношенные фильмы, смывали изображение, перетапливали, добавляя красители, и штамповали под “крокодиловые” гребни. Вот из этих-то битых частей мы с Вилесовым подбирали (из нескольких одноименных экземпляров) отдельные, менее истрепанные части и собирали экземпляр, пригодный к показу.

Как-то Григорий Моисеевич Болтянский, энтузиаст-документалист, сказал, что Ханжонков, уезжая в Крым, положил на хранение свой киноархив в один из московских монастырей. То ли в Донской, то ли в Новодевичий. Вилесов объехал все монастыри и выяснил, что в башне Донского монастыря лежит много железных коробок.

Пишем настоятелю письмо с просьбой передать фонд фильмов ГИКу. В ответ – молчание. Обращаемся в милицию и добиваемся проникновения в башню Донского монастыря. Действительно, там лежат коробки с фильмами. Но в каком состоянии! Окна разбиты. Снег и дождь вызвали ржавчину. Увидев все это, игумен говорит: “Забирайте от греха”. Фонд в основном негативный. Все перемешано. Разборка 730 коробок продолжалась долго и завершилась уже после Великой Отечественной войны в Госфильмофонде, где работала вторая жена Ханжонкова.

Но главное пополнение фильмотеки произошло случайно. Весной 1932 года я ехал по Лубянскому проезду мимо Политехнического музея на трамвае “А” (“Аннушке”). Перед Лубянской площадью задержка. Трамвай стоит. Вижу с площадки, как из центрального подъезда музея выносят и грузят в “полуторку” небольшие круглые жестяные коробки. Мелькнула мысль: “А вдруг фильмы!” Соскакиваю с трамвая, подбегаю к грузовику… Открываю коробку – фильм, вторую – фильм! По размерам коробки небольшие, явно ранние. Ищу коменданта. Он подтверждает, что в подвале кто-то сложил эту кладь, а подвал нужен. Вот и вывозят на свалку.

Со всей горячностью объясняю, что это преступление, что это историческая ценность! Прошу передать в фильмотеку института. Он не возражает, если принесу разрешение из Наркомпроса, которому подчинен музей. Прошу подождать полчаса. Через Кривоколенный на Чистые пруды, в Наркомпрос, бегом. Разыскиваю Главпрофобр – ему подчиняется ГИК.

Объясняю цель своего визита заместителю Литкинса. Он дает распоряжение машинистке напечатать разрешение. С полученной бумажкой – обратно в Политехнический. Передаю ее коменданту. Тот командует рабочим: “Разгружайте, пусть забирает”. Умоляю отвезти в институт. Обещаю заплатить водителю. Наконец, получил согласие. Так я спас от вернейшей гибели ценнейший фонд ранних кинофильмов. Всего, без малого 600 названий, начиная от роликов Люмьеров. Там были “Большое ограбление поезда”, “Спасена Ровером” и другие американские, английские и итальянские короткометражки. Теперь уже было что показывать студентам, а не только одни фотографии. 

Но тут еще одна проблема – где хранить? В здании института горючую пленку держать нельзя. Пожарные не разрешают. ГУФК хранилищ свободных не имеет. Обратился в редакцию “Правды”, “Известий”, “Вечерки”. Появились статьи в защиту фильмотеки. Наконец, получили небольшой склад на Башиловке, недалеко от института.

Статьи о фильмотеке вызвали широкий резонанс. Стали появляться корреспонденты зарубежной прессы. В 1936 году приехали из США кураторы музея нового искусства – Джон Эббот и Айрис Бери. Они тоже решили создать при музее фильмотеку. Предлагают обмен. У них есть фильмы Ханжонкова, Ермольева и других русских фирм. Мы должны дать им несколько ранних американских и французских картин 1903 – 1908 годов.

Получаю письмо из Франции от Анри Ланглуа, это известный журналист. Просит прислать списки фильмов, хранящихся в нашей фильмотеке. Посылаю ему перечень почти в 1500 названий. Через пару недель – письмо с благодарностью и вырезка из журнала “Синематографи Франсез” со статьей Ланглуа о нашей фильмотеке как первой в мире. Подчеркивается, что это исторические ценности, а во Франции, на ролине кино, фильмотеки нет. Позднее он стал ее организатором, и Жан Кокто назвал Ланглуа “драконом, охраняющим сокровища”.

В 1937 году в Париже проходила “Международная выставка искусства и техники”. Через месяц после ее окончания, меня пригласили в нашу Торговую палату и вручили мне диплом “Гран-при”. На картоне была вытиснена большая золотая медаль. Диплом на мое имя. Я спросил – за что? Мне сказали, что диплом по разделу искусства. Так я стал лауреатом международной премии.

Только в 1959 году в Париже, в “Киномузее” (детище Ланглуа), я узнал от мадам Меерсон (куратора музея), что диплом лауреата Международной выставки  убедил жюри дать мне Ланглуа.

Пару месяцев назад в столичной Галерее классической фотографии (Музее современной фотографии) в связи со 100-летием ВГИКа прошла арт-выставка работ киномастеров, сделанных ими исключительно для себя. Живопись, графика, видео, фото, коллажи, архивные снимки. Среди главных действующих лиц выставки были выпускники института разных лет, режиссеры, актеры, операторы – в неожиданных амплуа. Ну, например, Александр Котт, постановщик фильмов “Брестская крепость”, “Обратная сторона Луны”, “Спитак”,– делает снимки “обнаженных” городов мира.

На этих страницах – фотографии операторов Алишера Хамидходжаева (“Аритмия”), Евгения Привина (“Под электрическими облаками”), режиссера Александра Котта.

Олег СУЛЬКИН, журналист, кинокритик, корреспондент Русской службы “Голоса Америки” прислал из Нью-Йорка воспоминания выпускников ВГИКа.

Аркадий КОРДОН: «Сатирическую короткометражку посчитали антисоветчиной»

Кинорежиссер, драматург (“Будь проклята ты, Колыма…”, “Послушай, не идет ли дождь”, “Дом на набережной”). Окончил ВГИК в 1973 году. С 2000 года живет и работает в Нью-Йорке и Москве.

– Детство мое прошло в Харькове. Я любил футбол, но хотел стать артистом, мечтал поступить во ВГИК. Написал письмо Сергею Герасимову – он был ведущим педагогом и завкафедрой режиссуры, – не надеясь на отклик. Но произошло чудо, и в один прекрасный день я вынул из почтового ящика ответ. В нем Герасимов спрашивал: “Вы хотите учиться во ВГИКе?” Ну, конечно!

Я приехал в Москву поступать, тем более, что в тот год мастерскую набирали Герасимов и Тамара Макарова. Но поступить с первого раза не смог, получилось только на следующий год – в мастерскую к режиссеру Александру Столперу.

Столпер был для меня как отец родной. Перед поступлением я упросил своего школьного учителя написать рекомендательное письмо в приемную комиссию. Будучи уже студентом, извинился перед мастером, признавшись, что письмо учителя было моей хитрой тактической придумкой. На что он невозмутимо ответил: “Все правильно, ты показал себя режиссером”.

Я сделал курсовой спектакль с куклами, которые мне любезно одолжил Сергей Образцов. Представляете, сам Образцов согласился помочь неизвестному студенту и даже пришел на просмотр спектакля!

Посмотрев мою студенческую работу “Недреманное око” по Салтыкову-Щедрину, Герасимов распорядился: “Поставить автору пятерку, а пленку смыть”. Сатирическую короткометражку посчитали антисоветчиной. И, тем не менее, ее отправили на международный фестиваль в Оберхаузен. Это выглядит парадоксом, но он очень характерен. Такого рода “крамольные” фильмы начальство использовало в полемике с Западом как доказательство наличия свободы слова в СССР.

Меня наградили в Оберхаузене призом за режиссуру, и до конца учебы я получал стипендию имени Эйзенштейна. Это были немалые для тогдашнего студента деньги – 60 рублей в месяц. Кстати, “Недреманное око” восстановили к 100-летию ВГИКа. Очень современно смотрится сегодня, его можно найти в интернете.

Елена СОЛОВЕЙ: «Открытие нового мира»

Актриса (“Раба любви”, “Неоконченная пьеса для механического пианино”, “Вам и не снилось”). Окончила ВГИК в 1970 году. С 1991 года живет в штате Нью-Джерси.

– Почему ВГИК? Судьба! Дважды поступала в театральный, дошла до третьего тура, но не получилось. Год проработала учительницей музыки в школе. Во ВГИК, на актерский факультет, был огромный конкурс. На вступительных экзаменах читала Пушкина, Достоевского, басни Крылова.

Мне повезло, и это тоже можно считать судьбой – моим мастером был великий Борис Андреевич Бабочкин. Уникальный артист. Научить актерскому мастерству невозможно, считал он, у человека либо есть талант, либо его нет. Но нужно учиться, много работая, учиться всю жизнь, учиться у своих партнеров, режиссеров, педагогов. Практика, практика, практика. Студенты нашего курса были его детьми, и он вкладывал в нас всю свою энергию, весь опыт. Ужасно огорчался, когда у нас что-то не получалось.

Со мной учились Володя Носик, Оля Сошникова, Наталья Богунова, Сергей Гурзо и многие другие замечательные актеры. Каждый день нам показывали лучшее мировое кино – Феллини, Трюффо, Годара, премьеры Кончаловского, Соловьева. Для нас это было открытие нового мира. Потрясающие педагоги. Паола Волкова преподавала историю искусства.

Дипломной работой для меня стала роль Аманды в спектакле “Стеклянный зверинец”, который поставил Борис Андреевич Бабочкин. Во ВГИКе я познакомилась с Рустамом Хамдамовым, который учился на режиссерском факультете у Григория Чухрая. Вместе с Ирой Киселевой он снимал курсовую работу “В горах мое сердце”. Они пригласили меня сыграть одну из ролей, своего рода небольшой пластический этюд. И это стало для меня судьбоносной встречей, началом моей творческой карьеры.

ВГИК определил мою судьбу, мою дорогу. Я удивительно счастливый человек.

Слава ЦУКЕРМАН: «Институт окончил с отличием, чем очень горжусь»

Кинорежиссер (“Жидкое небо”, “Жена Сталина”, “Перестройка”). ВГИК окончил в 1966 году. В 1973 году эмигрировал в Израиль, с 1976 года живет в Нью-Йорке.

– Сколько себя помню, всегда хотел быть режиссером. Всех ребят со двора собирал, ставил спектакли. В 8 лет поставил то, что называл фильмом. Еврею поступить во ВГИК было почти нереально, и я выбрал Инженерно-строительный институт, памятуя о том, что на инженера-строителя учился сам Эйзенштейн. В институте я руководил студенческим театром, где играли Гена Хазанов и Семен Фарада. Снял любительский фильм “Верю весне” – он вышел в прокат и фактически оказался первым независимым короткометражным фильмом в истории советского кино.

В 1963 году во ВГИКе объявили набор на специальный курс учебного кино, куда могли поступать люди, уже имеющие высшее образование. Я оказался в мастерской Бориса Альтшулера, специалиста по учебному кино. У нас преподавали все лучшие педагоги. Режиссурой с нами занимался Лев Кулешов. Я еще в детстве прочитал его учебник по режиссуре, и эту книжку знал наизусть. На учебной институтской студии я снял огромное количество фильмов, да и многим коллегам помог. Директор студии тогда понял, что у него появился важный помощник. Так я попутно получил и продюсерское образование

Моим любимым педагогом был Владимир Бахмутский. Он преподавал иностранную литературу, а фактически социально-психологическую историю человечества, выраженную посредством литературы. То, чему он нас учил, помогало в любой деятельности.

ВГИК окончил с отличием, чем очень горжусь. Помогал ли ВГИК в моей дальнейшей работе? Несомненно.

Операторское мастерство преподавал Роман Ильин. Владимир Белокуров – актерское мастерство, учил будущих режиссеров работать с актерами. Он знал, что я досконально изучил систему Станиславского, и называл меня талмудистом-начетчиком. Однажды для одного важного события Белокуров попросил меня подобрать подходящие цитаты из Станиславского, что я воспринял как большую честь.

Олег ВИДОВ: «Пришлось наверстывать упущенное»

Актер (“Обыкновенное чудо”, “Всадник без головы”, “Красная жара”). В 1966 году окончил актерский факультет ВГИКа, в 1978-м – режиссерский факультет. Переехал в США в 1985 году, жил в Лос-Анджелесе. Умер в 2017 году. Вдова Олега Видова Джоан Борстен любезно предоставила отрывки из его еще не опубликованной автобиографии (перевод с английского).

– Я очень боялся поступать во ВГИК, конкурс был огромный, но я понимал, что у меня важное преимущество. Я был рабочим, участвовал в строительстве Останкинской телебашни. Правильное социальное происхождение. Друзья на стройке подбадривали, шутили: вот станешь актером, будешь нам дарить бесплатные билеты в кино.

И вот, наконец, последний тур. Нас было двенадцать, и все жутко нервничали. Приемная комиссия в составе восьми человек сидела за длинным столом вдоль окна. Я узнал Тамару Федоровну Макарову. Соседка прошептала, указывая на лысого мужчину рядом с ней: “Это Герасимов, самый важный из всех”. Я впитывал все детали и краем глаза увидел, как Макарова локтем слегка толкнула соседа и кивнула в мою сторону. Тот посмотрел, одобрительно кивнул и что-то сказал своей другой соседке. Когда дошла очередь до меня, я прочитал отрывок из поэмы Павла Антокольского “Сын”. Меня спросили, чем я занимаюсь, я рассказал о работе на строительстве телебашни. Увидел, как улыбнулась Макарова. И подумал: вот она, улыбка феи-волшебницы, превращающей Золушку в принцессу…

День, когда я узнал о зачислении, стал счастливейшим днем моей жизни. И не только для меня, но и для моей мамы и для тети Нюты, которая руководила самодеятельным театром.

Как и большинству студентов, стипендии не хватало. Репетиции частенько заканчивались поздно вечером, мы держались только на энтузиазме и сладком чае. Брали чай в столовой по три копейки за стакан, столовая щедро снабжала нас бесплатным черным хлебом с солью и горчицей. К счастью, хлеб никогда не заканчивался.

Когда меня стали приглашать сниматься, наш декан Ким Арташесович Тавризян поставил вопрос ребром: “Или учеба, или съемки”. Я продолжал сниматься, и меня отчислили. Я тогда снялся в нескольких главных ролях. И только вмешательство Эраста Гарина и Владимира Басова, написавших письмо в Госкино, помогло мне восстановиться во ВГИКе. Пришлось наверстывать упущенное, и я всерьез взялся за учебу. Не жаловался, считая, что это огромная удача, что я выиграл в лотерею. Получил диплом об окончании через восемь месяцев. Спустя годы окончил еще и режиссерский факультет, мастерскую Ефима Дзигана. Моим дипломным проектом был короткометражный художественный фильм “Переезд” по моему же сценарию.

• «Экран и сцена»
№ 19 за 2019 год.