Из книги об отце

Трое в «копейке»

Продолжаем публикацию воспоминаний о художнике Александре Боиме его сына, художника Антона Боима. Начало в №№ 3, 13, 14, 15. Продолжение следует.

Памяти Александра Авдеенко

Дело было весною, я ходил, кажется, во 2-й класс, а на кухне у нас снова жил дядя Саша Авдеенко. Давний друг отца, основатель и главный редактор еженедельника “Экран и сцена”, он возглавлял тогда отдел в газете “Неделя”.

Александр Александрович, друзья звали его просто Авдей, везде оставлял после себя корпоративную сувенирную продукцию: карманные календарики с видами родной природы или города Москвы, и с символикой “Недели”. Иногда целыми пачками, скрепленными резинкой, – я их очень ценил и коллекционировал.

В очередной раз он разводился с женой, и проживал у нас на кухне, на раскладушке, а все его имущество содержалось в багажнике автомобиля “копейка”, стоявшего под окнами. Много лет подряд они со своим другом, тоже Александром Александровичем, Марьямовым – сценаристом и режиссером – ездили весною в Крым. В этот раз они позвали с собой за компанию моего отца.

В назначенный день собрались у нас, был накрыт легкий завтрак с шампанским, поднимались тосты с пожеланиями доброго пути. Это было 1-го мая. Наш Брюсов переулок (в те времена улица Неждановой) соединял улицы Горького и Герцена. И по той и по другой шли колонны трудящихся с транспарантами, воздушными шарами и искусственными цветами; из переулка просто нельзя было выехать – поэтому завтрак затянулся.

Но вот, наконец, собравшиеся один за другим начали вставать, потом все разом присели “на дорожку”, опять встали (я вставал первым как самый младший) и потянулись на выход. Долго спускались к машине – кто в лифте, кто пешим ходом, кто бегом – наперегонки с лифтом. Потом возвращались.

Я взял на себя функции распорядителя – следил за тем, чтобы ничего и никого не забыли, помогал носить вещи. Подбирал календарики с символикой газеты “Неделя”.

Окна во всем доме, в квартире и в подъезде, были настежь, сверху что-то кричали, снизу кричали в ответ. То тут, то там раздавался веселый смех, прибаутки. Компанию провожающих пополняли все новые лица из соседей по дому. Одни появлялись, другие пропадали. Где-то на верхних этажах кто-то уже затянул “Запрягай-ка тятька лошадь”.

С центральных улиц доносились звуки музыки: “Не кочегары мы, не плотники…” – весь этот репертуар. Магазины были закрыты, выходы из переулка перекрыты, но у отъезжающих были запасы, собранные в дорогу!

“Гоп, я Парамэло, / Гоп, я Чебурэло, / Гоп, барон цыганский я!..” – выводил наверху кто-то из членов-пайщиков ЖСК “Дом художника”.

Багажник, как уже известно, был набит пожитками дяди Саши, и ему пришлось потрудиться, чтобы затолкать вещи своих друзей. Друзья с провожающими стояли вокруг и давали советы. Наконец, багаж утрамбовали, командир экипажа с гордостью оглядел собравшихся, бросил сверху связку ключей и с размаху опустил крышку. Одновременно он подпрыгнул, совершил в воздухе полутулуп и опустился задом на багажник – так в комедиях закрывают чемоданы. Последовала немая сцена.

Потом мы останавливали все проезжавшие мимо автомобили той же марки и просили у водителей ключи – ключи почему-то не подходили. Потом останавливали уже всех подряд. Наконец, какой-то таксист сказал, что между салоном и багажником нет перегородки, и можно проникнуть туда, если демонтировать заднее сиденье. По счастью, двери были не заперты. Но когда сиденье вынесли, нам открылось, что прямо за ним, в глубине багажника, стоит огромный телевизор.

Ламповые телевизионные приемники не переносят такого способа транспортировки, тем более длительной. Но дядя Саша и не собирался его смотреть, он просто забыл про телевизор и возил с собою всюду, куда его направляла судьба. Добраться до ключей, таким образом, не представлялось возможным.

Не помню уже, как вскрыли багажник, но, в конце концов, экспедиция тронулась в путь.

Не успели трое в “копейке” отчалить, как в небе зажглись первые звезды, и к удивлению команды обнаружилось, что переключатель ближнего-дальнего света не работает.

Вернее, он работал, но тумблера не было – он отскочил и укатился. Оказалось, Авдей давно обходился без него, привычным образом переключая свет пальцем, ногтем. Каждый раз при этом его било током, и каждый же раз он при этом ругался, как ломовой извозчик, пугая начинавших уже засыпать своих спутников. Еще не горел один из поворотников, но это даже не стоило упоминания; потом они теряли на ходу колесо, и даже чуть ли не целиком задний мост…

Помню, как отец вернулся из путешествия. Дело было вечером, но он был в огромных солнцезащитных очках. Очки очень модные, “привозные”, женские – мама потом много лет носила их всем на зависть. А в тот вечер они скрывали синяк вокруг глаза, тоже огромный. Мне объяснили, что папа ударился в машине, потому что дядя Саша резко затормозил, когда перед ними выскочил на дорогу олень. Потом я слышал, как зловещим шепотом одна из подруг говорила маме на кухне: “Он подрался на танцплощадке! Понимаешь?..” Но я не верил: я никогда не видел, чтобы отец танцевал.

Как все было, мне рассказал потом Александр Александрович Марьямов. Там, в Коктебеле, в ресторане “Кара-Даг“ они сидели большой компанией. Брить голову наголо в те времена еще не было модно, было даже в диковинку, но у женщин это уже тогда вызывало интерес. Наверное, они считали отца иностранцем, может быть, тайным иностранцем, может быть, даже шпионом, агентом Запада – и в этом был весь секрет.

Одинокий, без спутницы, лысый господин привлек внимание какой-то незнакомой девушки, из местных, и она подсела к нему. Буквально подсела – на колени – и стала оказывать прочие недвусмысленные знаки внимания. Отец был очень деликатен, не мог просто отшить, но устоял перед ее чарами, и, в конце концов, девушка исчезла. А потом, по окончании застолья, отец первым вышел на улицу, где его встретили местные бандиты, которым она излила свою обиду. Он пострадал не за то, что приставал к девушке, а за то, что отверг. Бандиты видели его в первый раз, а со всей компанией, ездившей в Коктебель каждый год, были хорошо знакомы. Они потом долго извинялись, объясняя все недоразумением. “Нищий долго извинялся…” – повторял отец в таких случаях.

Компания в Коктебеле собралась большая и разнообразная. Еще один Александр Александрович, Великанов, с супругой, тетей Розой.

В Доме творчества писателей жил Василий Аксенов, он трудился тогда над переводом романа Э.Л.Доктороу “Рэгтайм”. Будучи сам под большим впечатлением от произведения, настоятельно рекомендовал всем друзьям пить только бурбон. Странный немного совет по тем временам – за вином приходилось ездить в Новый Свет, да и там ассортимент был небогат. А за курицей – в противоположную сторону, в Феодосию.

Однажды кто-то принес весть, что там есть магазин, где можно купить ощипанных кур. Не мешкая, друзья отправились в город Айвазовского и Грина, где и в самом деле нашли в свободной продаже охлажденную птицу. Оставалось только слетать в Новый Свет за шампанским и разжечь костер на горе Кара-Даг, не имевшей тогда еще статуса заповедника, но Авдей снова захлопнул ключи в машине. В этот раз он знал, что делать, и мог уже зарабатывать автоугоном. Но пока он искал проволочку или ножик, кур положили на крышу машины да там, будучи увлечены беседой, и забыли.

Куры сами о себе напомнили, с глухим стуком обрушившись на крышку багажника, когда экипаж занял места и болид тронулся с места.

Дальше мои воспоминания уже путаются с преданиями и легендами, которые я слышал во множестве, в разных вариантах. О том, как утраченный на ходу задний мост какой-то дальнобойщик, за неимением набора инструментов, устанавливал на место голыми руками.

Все технические и прочие подробности того похода помнит теперь один только Александр Марьямов – последний из аргонавтов. Он давно обещал мне поведать их. Жду вот.

Дядю Сашу Авдеенко я видел в последний раз, когда отец отмечал свой очередной день рождения. Утром следующего дня я вышел выгуливать пса Тимофея и встретил Александра Александровича – он пришел забирать машину. Кажется, дело было год назад, а уже и Тимофея шесть лет как нет. Мы еще поговорили, попрощались, я остался наблюдать издалека, как он чистит от снега свой внедорожник.

На фоне похмельного синдрома, в голове шел вялотекущий хоровод – мысли путались с цитатами: “Весенний месяц Нисан – Скоро снова День Радио, который заведено встречать на горе Арарат, то есть Кара-Даг – Снова дядя Саша поймает ветер в паруса – И друзей созовет – (Что им всем это Радио?) – Будет новая Одиссея. Таврическая…”

Темно-синий, видавший виды внедорожник был под стать хозяину, тоже видавшему их – буквально. Говорят, дорог он не то чтобы специально избегал, но очень любил показывать друзьям красивые виды, за которыми забирался в такие места, где и нога человека не ступала. Автомобили свои он не щадил, даже новые.

Из-под снега показалась светло-голубая крыша. Когда он закончил и уже садился, помахав мне рукою, я подумал: “А ведь Nissan-то – через крышу перевернутый!” – стало быть, страсть свою к приключениям дядя Саша пронес через всю жизнь.

Антон БОИМ

«Экран и сцена»
№ 17 за 2019 год.