А снег не знал и падал

Фото А.КУРОВА / МТФ им. А.П.Чехова

Фото А.КУРОВА / МТФ им. А.П.Чехова

О режиссере Саймоне Стоуне в Европе говорят уже несколько лет – обсуждают, рассуждают, ругают, но чаще всего восхищаются. В Москве его тоже приняли восторженно: долгие овации вызвал показ “Трех сестер” в рамках зарубежной программы “Золотой Маски” (см. “ЭС” № 10, 2019). Не прошло и месяца, как Чеховский фестиваль привез “Йуна Габриэля Боркмана” (копродукция Венского Бургтеатра, Шаушпильхауса Базеля и Венского фестиваля).

Стоун выбрал не самую популярную и, казалось бы, устаревшую пьесу Генрика Ибсена – созданная под занавес девятнадцатого века, она длинна и моментами несовременно пафосна. Но для режиссера важен не столько текст – он его существенно переписывает – сколько затекст, междустрочие. Поэтому не существенно, говорят персонажи о письмах или смс-ках, о поездах или беспилотных автомобилях, интонации здесь – ибсеновские.

На пустую сцену бесконечно падает снег и наметает изрядные сугробы (сценография Катрин Брак). Он будто стирает все усилия, припорошивает попытки, мешает двигаться – и медленно-медленно, медитативно заполоняет пустое пространство. Завеса снегопада – как черно-белая рябь сломанного телеэкрана. Актеры – будто в старом кино, где-то там, за помехами, бурно выясняют отношения и остроумно шутят. Из белых сугробов иногда выкапывают бутылки, какую-то мебель, допотопный телевизор. Откашливаясь от попавших в рот пластиковых снежинок, из сугробов выползают персонажи. Музыка здесь почти не звучит, вместо нее – крики, смех, всхлипы.

Йун Габриэль Боркман–Мартин Вуттке когда-то был успешным и ловким финансовым аферистом, о чьих мошеннических операциях не знала даже жена Гунхильд–Биргит Минихмайр. Но его предали, все вскрылось, последовало тюремное заключение. После освобождения Боркман отгородился от мира – он несколько лет не покидает чердак собственного дома, не разговаривает с семьей, слушает одну и ту же песню в исполнении Фриды, дочери старого приятеля. Герой Вуттке не мрачен, скорее рассержен, не ворчлив, а раздражен – он злой, жесткий и очень энергичный человек, обрекший себя на аскезу. Появление его бывшей возлюбленной Эллы–Каролин Петерс, которую он когда-то бросил ради карьеры, – лишь предлог покинуть чердак: у него давно вызревает новый план. Старый, но неумный Боркман верит, что сможет начать все заново, и по блеску хитрых глаз можно понять – это снова окажется масштабная афера. Ни намека на раскаяние, никакой перемены в мыслях, только досада, что в тот первый раз поймали.

Когда он сидел в тюрьме, Элла воспитывала его сына Эрхарта (Макс Ротбарт), и теперь хочет дать молодому человеку свою фамилию и провести с ним немногочисленные оставшиеся дни. Эрхарт у Стоуна – типичный миллениал: он искренне благодарен тете (Элла – сестра-близнец Гунхильд), но не готов проводить недели у постели умирающей от рака женщины. Его ценности – путешествия, влюбленности, вечеринки, социальные сети, ничего слишком серьезного, никаких возвышенных слов и чистых или нечистых идеалов. Эрхарт истерически взмахивает руками, будто отгоняя от себя надоевшую семью, и твердит, что хочет просто жить. Правда, никак не может сформулировать, что это значит. Он стремится из надоевшего провинциального заточения в Южную Америку, бежит, увязая в сугробах и спотыкаясь о самого себя.

Его мать, Гунхильд, постоянно немного навеселе (и это тоже от скуки). Она гуглит свое имя, чтобы удостовериться, что оно все еще связано с преступлением мужа, что его махинации не забыты. Это незабвение – одна из любимых ибсеновских тем. Бесконечный стыд, позор рода, наследственное проклятие – провинившийся тащит за собой всех близких. Интернет доводит эту идею до абсолюта – как известно, все, что туда попало, останется там навсегда. В современном информационном мире репутация даже дороже денег.

У Ибсена Боркман умирает на горных вершинах духа. У Стоуна – на пороге собственного дома. Быстрая смерть – и вот он уже неподвижно лежит, свесив ноги со сцены, а рядом обнимаются сестры – теперь только они остались друг у друга. Но вдруг Мартин Вуттке поднимает руку и разводит пальцы – V, Виктория – свет мгновенно гаснет. Постмодернистская ирония, игра. Улыбка Чеширского кота.

Зоя БОРОЗДИНОВА

«Экран и сцена»
№ 11 за 2019 год.