Из Михайловского (как раз в пору создания “Онегина”) Пушкин писал Жуковскому: “Получил я вчера письмо от Вяземского уморительно смешное. Как мог он на Руси сохранить свою веселость!” А правда, как? В своем новом спектакле “Евгений Онегин” Римас Туминас открывает роман, пропуская большую часть первой главы. “Кто жил и мыслил, тот не может / В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит / Призрак невозвратимых дней…”. Эти строки горько звучат в устах героя Сергея Маковецкого. Ему доверена сложнейшая роль Онегина, доживающего жизнь без Татьяны. Таким образом, пущенный вспять роман (в прологе прозвучит роковой выстрел) становится воспоминанием о “невозвратимых днях”.

Принцип, лежащий в основе спектакля Вахтанговского театра, – свободное сочинение, придумывание новых персонажей, переосмысление персонажей хрестоматийных, театральный комментарий к роману, в котором поражает игра воображения.

Огромное зеркало, ограничивающее сценическое пространство (художник Адомас Яцовскис), таит “непрямое” отражение. Там, в зазеркалье, может начаться снегопад, а в какой-то момент возникнут горящие канделябры. Зеркало способно “дрогнуть”, изменить перспективу. Зеркальность диктует удвоение. В спектакле у Онегина-Маковецкого есть двойник – элегантный, молодой хлыщ (Виктор Добронравов). Есть он и у Ленского (Олега Макарова). Второй Ленский слегка манерен, но очарователен. “И кудри черные”… “Нет, светлые”, – парирует герой Василия Симонова.

Спектакль движется, чередуя сцены полусмешные, полупечальные. Потчевание Онегина брусничной водой превратится в длинную, забавную пантомиму-интермедию. Рассказ о Татьяне, “она в семье своей родной казалось девочкой чужой”, ведется от лица Ларина-отца (Алексей Кузнецов). Претензии кажутся нелепыми, а сама пара старших Лариных – комичной. До той поры, пока на сцене не появится Смерть – дама в черном с непроницаемым лицом и прямой спиной (Людмила Максакова) – и не уведет Ларина за собой.

Режиссер доверил Максаковой несколько ролей, в начале спектакля она – хозяйка танцкласса, властно командующая ученицами на безупречном французском. Позже актриса станет няней, суматошной и эксцентричной (достаточно сказать, что няня курит!). Однако ирония иронией, но именно эта героиня Максаковой – единственный близкий Татьяне (Ольга Лерман) человек. Чудесна сцена, когда вспыхнувшая любовь как будто удесятеряет силы Тани, и она начинает кружить няню вместе с кроватью, не замечая тяжести.

Тяжесть ляжет на ее плечи после отповеди Онегина: Татьяна окажется прикована к садовой скамье, как к галере (в финале зеркальность объяснения Евгения подчеркнута – он также безнадежно будет волочить за собой кресло, как героиня скамейку).

Письмо Татьяны, написанное почерком девятнадцатого века, вложено в программку-конверт. Некий “артефакт”, замечательно обыгранный в спектакле. Разорванное на кусочки письмо разглаживают Онегин и Гусар в отставке (еще один прекрасно сочиненный Туминасом персонаж; задача Владимира Вдовиченкова, играющего Гусара, быть неким посредником между автором, главным героем и зрителем). Сперва письмо пытаются перевести заново с “французского”: “Я вам пишу, и этим все сказано”. Потом читают пушкинский текст, который бережно вставляют в рамку и как реликвию вешают на стену.

Кроме Гусара в спектакле появляются и гораздо более фантомные существа. Так, близкой родственницей Человека зимы из туминасовского “Маскарада” можно смело считать Странницу с домрой, маленькую, сгорбленную, мелкими шажками снующую по сцене. Интересно думать, кто она? Быть может, персонаж Екатерины Крамзиной воплощает “жизни мышью беготню”? Или пророчицу судьбы Онегина? Режиссер не склонен оправдывать героя.

В святочном видении пушкинской героине открывается будущее: грядущая гибель Ленского, медведь (символ сватовства). В “Сне Татьяны” Туминас отказывается от метафор, отдав текст Юлии Константиновне Борисовой, ее волшебного голоса (как и голоса Смоктуновского, “подхватывающего” чтение), считает режиссер, достаточно, чтобы сделать текст важной смысловой и эмоциональной точкой спектакля.

Неожиданно и страшно выглядит поведение Евгения на балу у Лариных. Ольга (Мария Волкова) – игрушка, музыкальный инструмент в его руках. Да и сама дуэль кажется хладнокровным убийством. Эта смерть знаковая, ломающая разом три судьбы.

Веселой, беззаботной Ольге наденут фату. Последний раз зазвучит ее песенка-лейтмотив “Троечка мчится…”.

В пору именно здесь сказать об удивительной музыке Фаустаса Латенаса. В прологе “Старинная французская песенка” из “Детского альбома” Чайковского вдруг зазвучит бравурно и в то же время тревожно. А после дуэли “Баркарола” Оффенбаха превратится в траурный марш.

Прощание с деревней – прощание со всем, что дорого. Возок Лариных, готовый двинуться в Москву, заколачивают, как гроб. Последним жестом Татьяна закрывает няне глаза.

“Для бедной Тани все были жребии равны”. И потому вся ее последующая жизнь кажется происходящей во сне. Не из сна ли выбегает заяц, преградивший путь возку (героиня верила в приметы, как и сам Пушкин, вернувшийся в Михайловское из-за зайца, который перебежал ему дорогу)?

Не во сне ли взмывают на качелях дамы с шалями на рауте в петербургском доме Татьяны?

В самом финале Туминас находит неожиданную рифму святочному сну Татьяны. Спектакль завершается печальным, пронзительным танцем Татьяны с медведем (такие медведи обычно стояли у дверей особняков с блюдом для визитных карточек).

“Онегин” вахтанговцев кажется прямым потомком “Пиковой дамы” Петра Фоменко, магическим кристаллом, в котором отражаются свобода и фантазия художника.

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ

«Экран и сцена» № 4 за 2013 год.